— Почему мы должны вам верить? — спросил Лициний и снова ткнул в него мечом.

— Клянусь святым крестом, я не понимаю, почему вы не допускаете, что я говорю правду? Они связались со мной и назначили встречу. Я не знаю, откуда они.

Фидельма видела, что он не лжет. Он был все еще потрясен тем, что его застали врасплох. И обычная его наглость улетучилась.

Эадульф поднял упавшую лампу, увидел, что не все масло из нее вылилось, и зажег ее от свечи.

— Эадульф, налей вина доброму медику, пусть он немного придет в чувство, — велела Фидельма.

Тот безмолвно налил в бокал вина из амфоры, которая, к счастью, уцелела после падения со стола, и вручил греку. Врач насмешливо поднял его, с иронией произнес «Bene vobiscum!» [10] и залпом осушил бокал. Казалось, прежний задор к нему отчасти вернулся.

Вдруг Фидельма наклонилась и подобрала с пола потир, очевидно, выпавший из мешка, который схватил один из арабов, когда вскочил на ноги. Убегая, они не собирались оставлять ничего из своей добычи. Фидельма села напротив Корнелия, а Эадульф стоял рядом с ней.

Фурий Лициний занял место у двери, по-прежнему держа меч наготове.

Некоторое время Фидельма сидела молча, поворачивая в руках потир и задумчиво его разглядывая.

— Вы, конечно, не будете отрицать, что этот потир принадлежал к сокровищам Вигхарда? Я уверена, что Эадульф узнает его и подтвердит.

Корнелий испуганно замотал головой.

— Это не обязательно. Я не отрицаю, что это один из потиров, что привез Вигхард на благословение к Его Святейшеству, — согласился он.

Фидельма снова выдержала паузу, нарочно, чтобы держать его в напряжении.

— Понятно. Вы использовали краденые драгоценности, чтобы купить книги, которые предлагали вам эти арабы?

— Так вы знали? Да. Книги из Александрийской библиотеки, — с готовностью согласился Корнелий. И добавил почти с вызовом: — Редкие, бесценные медицинские труды, которые иначе были бы навсегда потеряны для цивилизованного мира.

Фидельма подалась вперед, поставила на стол между ними потир.

— Часть вашей истории я знаю, — сказала она, и Лициний и Эадульф в недоумении уставились на нее. — Теперь лучше вам рассказать мне все целиком.

— Да, теперь уже все равно, — печально согласился Корнелий. — Юный Осимо и его друг Ронан мертвы. Меня поймали, но, по крайней мере, несколько книг я спас.

— Да, спасли, — подтвердила Фидельма. — Вы оставили две в комнате Осимо Ландо, а еще одну Ронан спрятал на своем рабочем месте. И вот еще одна. А бесценные сокровища, принадлежавшие Вигхарду? Что с ними сталось?

Корнелий пожал плечами.

— Все остальное было в мешке, который забрали арабы.

— И все, что вы получили взамен — это старые книги? — Фурий Лициний не мог в это поверить.

Глаза Корнелия засверкали.

— Солдату этого не понять. Эти книги гораздо ценнее презренного металла. У меня теперь есть труд Эрасистрата Кеосского о происхождении болезней, «Психология» Галена и несколько работ Гиппократа, например, «О священной болезни», «Об эпидемиях» и «Афоризмы», а также комментарий Герофила к Гиппократу. — В его голосе слышалось полное удовлетворение. — Как я могу ожидать, что вы поймете, как они ценны? Их ценность несравнимо выше простого золота и драгоценностей, которые я отдал за них.

Фидельма мягко улыбнулась.

— Но это золото и драгоценности, что вы отдали за них, были не ваши. Они принадлежали Вигхарду, архиепископу-дезигнату Кентерберийскому. Расскажите нам, как так вышло?

Корнелий снова взглянул на нее, медленно перевел взгляд на Эадульфа, затем на Лициния. Потом сказал просто:

— Я не убивал Вигхарда.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

— Прежде всего я должен сказать вам, что я, Корнелий, — в первую очередь александриец, а уж потом все остальное. — Медик раздулся от гордости, словно это утверждение объясняло все. — Мой город был основан девять столетий назад великим Александром Македонским. Птолемей Первый основал знаменитую библиотеку, в которой, если верить Каллимаху, когда-то насчитывалось семьсот тысяч томов. Но когда в Александрию пришел Юлий Цезарь, главное здание библиотеки были сожжено и погибло множество книг. Конечно, доказать это невозможно, но говорят, что причиной этому была лишь мелочная зависть Рима к тому, что мы владеем такими сокровищами. Однако библиотеку отстроили снова и восстановили по мере возможности, и вот уже шесть веков она славится как величайшая в мире.

— Какое это имеет отношение к смерти Вигхарда? — нетерпеливо прервал Эадульф, обращаясь не столько к Корнелию, сколько к Фидельме, которая слушала так внимательно, словно все это было очень важно.

Фидельма подняла руку, давая ему знак молчать, и жестом попросила Корнелия продолжить.

Медик лишь поморщился, недовольный, что его перебили.

— Александрийская библиотека была крупнейшей в мире, — упрямо повторил он. — Много лет назад я учился в Александрии, в великой школе медицины, основанной Герофилом и Эрасистратом почти в то же время, что и библиотека. И в библиотеке были бесчисленные книжные сокровища. Я закончил начальное обучение и практиковался в Александрии в качестве наставника медицинской школы, когда вдруг случилось великое бедствие, и мир сошел с ума.

— Что же за бедствие случилось, Корнелий? — спросила Фидельма.

— Арабы, последователи новой религии под названием ислам, которую основал пророк Магомет всего несколько десятилетий назад, начали продвигаться на запад от восточного полуострова, где жили до того, завоевывая все новые и новые земли. Их вожди провозгласили джихад, то есть священную войну против тех, кто не захотел принять новую веру, — их они называли «кафирами». Двадцать лет назад они ворвались в Египет, вошли в священный город Александрию и сожгли его. Многие из горожан бежали в поисках убежища в разные страны. Мне удалось попасть на корабль, идущий в Рим, и последним, что я видел на родине, были белые стены Александрийской библиотеки, пожираемые пламенем и исчезающие в дыму вместе с необъятными сокровищами человеческой мысли, которые она когда-то хранила.

Корнелий замолчал и молча протянул Эадульфу чашу.

Монах-сакс с неохотой долил туда вина из амфоры; Корнелий жадно схватил его и стал пить большими глотками. Утолив жажду, он продолжил рассказ:

— Не так давно со мной связался один купец, араб. Он сказал, что слышал, что я когда-то был врачом в Александрии и хорошо знал Александрийскую библиотеку. Он хотел мне что-то показать. Это оказалась книга Эрасистрата, написанная великим медиком собственноручно. Я не мог поверить своим глазам. Купец сказал, что готов продать мне ее и еще двенадцать других, которые у него были. Сумма, которую он назвал, была невероятна. Мне такие деньги и не снились, хотя я и по римским меркам достаточно состоятельный человек. Купец сказал, что подождет некоторое время, и, если я найду такую сумму, мы совершим сделку.

Что же мне было делать? Я провел бессонную ночь, пытаясь что-то придумать. Наконец я доверился брату Осимо Ландо, который был, как и я, александрийцем. Он был полон решимости. Если мы не сможем найти деньги честным путем, придется добыть их преступлением. Мы оба поклялись, что эти великие плоды мудрости греков должны быть сохранены для потомков.

— Для потомков… или для вас? — холодно спросила Фидельма.

Корнелий не смутился. Голос его звучал гордо:

— Кто же еще, как не я, врач и александриец, может оценить, какое сокровище заключено в этих книгах? Даже Осимо Ландо видел в них только ученые слова, а я… я обретал возможность соединиться через все века с великими умами, выразившими себя в словах.

— То есть вы убили Вигхарда, чтобы продать его сокровища? — презрительно спросил Эадульф.

Корнелий горячо замотал головой.

— Это не так. — Он мгновенно понизил голос почти до шепота.

— Как же тогда? — спросил Фурий Лициний.

— Да, мы украли драгоценности Вигхарда, но мы не убивали его, — протестовал Корнелий; на лбу его выступил пот, он затравленно переводил взгляд с одного из них на другого, всеми силами желая, чтобы они поверили.